Поэтому за два года, пока с Шерлоком внешне ничего не происходило, с ним на самом деле произошло очень многое. Сериал обрек поклонников на длительное воздержание — и они от безделья сделали из «Шерлока» культ. Создатели сериала даже спародировали его, введя в третий сезон образ поклонника, который все это время думал, как же Холмсу удалось сымитировать самоубийство в конце второго сезона. Сценаристы еще не раз посмеются над тем, как опередили время, создавая «Шерлока»: в первом сезоне текст смски, которую получал герой, немедленно возникал на экране и это было особой приметой сериала, а теперь это — естественное явление мира, в котором существует Google Glass.
Создателям «Шерлока», покорившим всех в первых двух сезонах дерзостью задумки и изяществом исполнения, в третьем предстояло нечто совершенно новое: оправдать ожидания фанатов и одновременно перепридумать сериал. Да, длинные американские сериалы, вроде «Безумцев» или «Игры престолов» тоже ждут, затаив дыхание — но не по два года все-таки. Кроме того, создатели «Шерлока» не имели ни возможности взять числом, втянув зрителя в водоворот привыкания (в сезоне всего три серии), ни права допустить провал (каждая обязана смотреться как самостоятельный фильм). При этом у нового сезона должна быть новая внутренняя пружина, связывающая его воедино. Впрочем, все эти цели стали очевидны уже после того, как «Шерлок» с ними справился — блестяще справился.
«Шерлока» хвалили за то, как сериал, будучи подчеркнуто современным, работает с литературным первоисточником. Рассказы Конана Дойла были образцом, которому сценаристы следовали и от которого одновременно отталкивались; при этом осовременивали классические рассказы не больше, чем следовали их букве. «Этюд в багровых тонах» превращался в «розовый», а убийца-кэбмен становился таксистом. «Скандал» происходил не в Богемии, а в Белгравии, районе Лондона, но Ирен Адлер — «Та Женщина» — оставалась любовницей и шантажисткой королевской особы, а заодно и клала на лопатки Холмса. «Собака Баскервилей» — вот она, пожалуйста. Те же серии, которые не имели одного магистрального первоисточника, были прямо-таки испещрены отсылками к многочисленным, просто не таким памятным, рассказам Конан Дойла.
Однако по третьему сезону сперва могло создаться впечатление, что почтительное отношение к первоисточнику сменилось на издевательское: бросавшиеся в глаза отсылки к рассказам оказались обманками. После гибели в Рейхенбахсхом водопаде (и серии The Reichenbach Fall) Шерлок Холмс должен был воскреснуть в рассказе «Пустой дом» (The Empty House). Однако в серии «Пустой катафалк» (The Empty Hearse) от рассказа о победе над подручным профессора Мориарти Себастьяном Мораном не осталось ничего — кроме, собственно, истории про то, как Холмсу удалось всех обмануть и выжить. «Знак трех» (название второй серии) похож на «Знак четырех» только матриамониальным мотивом (в книге Ватсон знакомится с будущей женой, в сериале — вступает в брак с Мэри Морстен) и совпадением некоторых имен. «Знак трех» — это о том, что невеста Ватсона беременна; иначе как пародийной смену названия со зловещего на умилительное не назовешь.
Более того, демонстративно отрекаясь от Конан Дойла как от образца, сценаристы сериала присягнули совсем другому классику детективного рассказа — Честертону. И ладно бы только фокус с официантом, которым притворился Холмс, в «Пустом катафалке» был один в один снят с рассказа «Странные шаги»; но и разгадка второй серии отсылает к любимой честертоновской идее, которую автор отца Брауна использовал во многих рассказах — в «Невидимке» и «Летучих звездах» прежде всего. Наконец, третий сезон напичкан цитатами из совсем других жанров. В его первой серии так много рассказывается о воскрешении Холмса, что детективная интрига вообще редуцирована до смешного — и действительно, пародийно предотвращая подрыв здания парламента одним нажатием кнопки, Холмс хохочет. (Кстати, сама идея с газом, проникающим в Парламент, кажется, бесстыже позаимствована из полнометражной экранизации приключений Холмса с Робертом Дауни-младшим в главной роли). Что же до второй серии, то ее жанр только во вторую очередь детектив, а в первую — ромком, и не столько «Четыре свадьбы и одни похороны», сколько «Как я встретил вашу маму» (последний сезон сериала представляет собой свадьбу, перемежающуюся флэшбеками). Поэтому после двух серий «Шерлока» стали ругать. Наверное, те, кто настроился на критический лад, не перестанут ругать и после завершения сезона — в котором, между тем, объясняется все.
Третья серия продолжила традицию обманных каламбурных названий: «Его последняя клятва» (His Last Vow) отсылает к «Его прощальному поклону» (His Last Bow), рассказу о том, как Холмс и Ватсон накануне Первой мировой разоблачают немецкую шпионскую сеть. От этого сюжета, как водится, остались только самые внешние намеки — вроде слов о работе под прикрытием или англофобской речи злодея. Настоящий первоисточник здесь — «Конец Чарльза Огастеса Милвертона», которого в сериале сделали Магнуссеном в рамках моды на все скандинавское (персонажа сыграл Ларс Миккельсен, брат Мадса и звезда знакового датского сериала «Убийство»). Современный «король шантажа» («Наполеон шантажа», как говорит герой Камбербэтча) — это владелец таблоидов, рушащий карьеры; прозрачная отсылка к современной истории Великобритании.
Серия по традиции травестирует лейтмотивы рассказов про Холмса, вроде морфиновой наркомании или пенсионного увлечения пчеловодством; однако в остальном сменяет веселый тон первых двух серий — «пасхальной» и свадебной — на по-настоящему серьезный, даже драматичный. И сериал внезапно «собрался» не только в смысле настроения — он и собрал все сюжетные «хвосты» из прошлых серий. Здесь оказались и «Сокровища Агры» из «Знака четырех»: как и у Конан Дойла, это сокровища жены Ватсона, которые гибнут, чтобы наладить семейную жизнь доктора. Здесь оказался и «Пустой дом» — и хвала сценаристам, которые изящно и эффектно реанимировали этот сюжет, отталкиваясь, несомненно, от замеченного созвучия фамилий Моран и Морстен. В третьем сезоне завершились и все остальные линии, включая семейную, которая была главной не только для Ватсона, но и для Холмса.
Только по третьей серии можно понять, в чем же истинный смысл жанровых экспериментов «Шерлока». Канон, который теперь обыгрывают сценаристы, — это не Конан Дойл, это сам «Шерлок» первых двух сезонов, изменивший мир телесериалов и застывший в культ. Сценаристы баловались вольным обращением с жанром в первых сериях только для того, чтобы собрать все воедино в конце, проявив подчеркнуто серьезное отношение к Конан Дойлу. Если раньше литературный первоисточник был стержнем для каждой отдельной серии, то сейчас конандойловский интертекст стал способом связать три самостоятельных и разножанровых фильма в единый сезон. У создателей «Шерлока» теперь лишь одна проблема: они подтвердили планы на четвертый сезон и заикнулись о пятом — а сюжеты у Конан Дойла кончаются.